Свадьба башкир как уникальное явление в научной литературе характеризуется с XVIII в. с историко-этнографической, фольклористической, культурологической точек зрения. Описание традиционных башкирских свадеб имеется в работах М.А. Бурангулова, Н.В. Бикбулатова, В.В. Фатыховой, Ш.Х. Сюнчелей, Б.М. Юлуева, Киреева А.Н., Г.Вильданова, Ф.Х. Камаева. Особенности свадебной поэтики изучали Бадретдинов С.М., Р.Н. Байгужина. Розалия Султангареева в своей книге «Башкирский свадебно-обрядовый фольклор» определяет классификацию, образную систему сенляу, виды поэтических образов, поэтический строй. В сборнике «Фольклор Курганских башкир» так же есть описания свадеб башкир Курганской области.

Свадебные обряды разных этнографических групп башкир имели локальные особенности, но объединялись единой структурой. В предсвадебный период проходили переговоры родственников (родителей и доверенных лиц) об условиях предстоящего брака (выбор невесты, сватовство, сговор). Собственно свадьба (туй) представляла собой народное гуляние и сопровождалась мусульманским обрядом бракосочетания (никах). Послесвадебные обряды знаменовали окончательную смену статуса молодых, переезд невесты в дом мужа. Сначала обряды проводились в доме невесты, затем многие из них повторялись у жениха (в южных районах Башкирии иногда через несколько лет).

В XIX и XX вв. традиционный свадебный ритуал большей частью умещался в несколько месяцев. При этом если в деревнях еще в середине прошлого столетия свадебное гуляние (туй) могло растягиваться от одной недели до месяца, то в городе оно, чаще всего, занимало всего один день. То есть, городская башкирская свадьба значительно упростилась, а также, в результате межэтнических взаимодействий, включила в себя множество инокультурных элементов.

Проводы невесты. В северо-восточных, центральных районах Башкирии, на севере Башкирского Зауралья, в Курганской и Челябинской областях последний день туй совпадал с переездом молодой жены к мужу, поэтому проводились ритуалы проводов невесты (ҡыҙ оҙатыу). В южной и в значительной мере юго-западной Башкирии туй и проводы невесты проходили в разное время, иногда они были удалены друг от друга во времени до двух и более лет. Н.В. Бикбулатов делает предположение, что слияние двух этапов свадебной обрядности произошло не раньше второй половины XIX в.

Переезд невесты в дом жениха до начала XIX в. предварялся обрядом смены девичьего головного убора таҡыяға болашыу (талашыу) («спор (схватка) за такию») или таҡыя алыу («взятие такии»). После никаха и встречи с женихом замужние родственницы давали девушке наставления на будущую жизнь и сообща делали головной убор замужней женщины – ҡашмау. Затем разыгрывался своебразный спектакль – словесная перепалка между женщинами и подружками невесты. Первые призывали отдать девичью такию, вторые – отказывались и гнали старших прочь. В конце концов женщины силой забирали девичий венец. Свекровь или старшая сноха надевали ҡашмау на невесту и старшая сноха  опоясывала её, трижды обойдя вокруг молодой по движению солнца и произнося заговоры от злых духов.

Смену социального статуса девушки символизировало и изменение прически, когда вместо одной косы заплетались две. Это могли сделать только близкие родственницы или местная повитуха, процедура сопровождалась благопожеланиями и обережными действиями. Подруги дарили невесте накосники и подвески (украшения-обереги).

По сообщению И.Г. Георги, при прощании с родным домом невеста обнимала кумысный мешок, благодарила, что столь долго ее питал, и крепила к нему небольшой подарок[i]. Аналогичный обычай сохраняется у некоторых групп башкир до сегодняшних дней. Так, в Курганской области молодая, уезжая к мужу привязывает к балке на стене шнурок или нитку со словами:

Илай ғына һыҡтай еп бәйләйем

Сереп тә төшмәй, сисмәгеҙ.

Плача, сетуя завязываю нить,

Не развязывайте, пока не сгниет.

Подруга молодой и другие родственницы, демонстрируя нежелание расставаться с ней, чинили различные символические препятствия. Например, выносили приготовленную на приданое постель в лес и, замотав и перевязав веревкой, концы которой прятали под корни дерева, усаживали сверху невесту. В шуточной борьбе за девушку побеждала сторона жениха, отделавшись потерями в виде порванной одежды. После того, как родственницам будущего мужа удавалось распутать и развязать веревку, молодая считалась принадлежащей его семье. Жених выкупал веревку и компенсировал участникам потасовки ущерб за испорченную одежду.

Обряд прощания невесты с родным домом и исполнявшиеся во время него плачи носят общее название сеңләү. В каждом селении была причитальщица (сеңләүсе), завоевавшая авторитет, которую просили исполнить сенляу.

На юге Башкирии для проведения обряда отводился отдельный дом, куда собирались подруги девушки. Взявшись за руки, они вели хоровод против движения солнца и пели прощальные куплеты һамаҡ. В центре круга находилась невеста, обходя круг, она обнимала одну из подружек, покружившись с ней в середине хоровода, переходила к следующей, и таким образом прощалась с каждой из присутствующих. Завидев приближение женщин со стороны жениха, подруги окружали невесту, и все разом обнимали ее. Подошедшие снохи накрывали группу девушек яркой шалью с кистями (ҡушъяулыҡ), и те начинали громко причитать и плакать. Затем девушки, подняв шаль высоко над головой невесты, вели ее к свадебному поезду.

Обряд сеңляу бытовал во множестве локальных вариантов. Например, у башкир, расселяющихся на территории современной Челябинской и Курганской областей, сеңляу устраивался сразу после прощального обеда во дворе родительского дома невесты. Девушка в специальном головном уборе ҡушьяулыҡ с нашитым на него и закрывающим лицо куском белой ткани, плача и причитая, обходила всех родственников, одаривая каждого прощальным подарком. С двух сторон ее поддерживали подруги, они же несли дары, направляли ее движения и подсказывали имена присутствующих. Тем самым подчеркивались символические неведение и недееспособность невесты, маркирующие ее переходный статус. Родственники, принимая дары, обещали принести молодым домашнюю птицу с приплодом и откупались серебряными монетами, которые впоследствии нашивались на невестин платок.

Когда невесту провожают из дома, невеста останавливалась на пороге дома, сначала левой рукой опиралась на косяк двери, затем правой, три раза ударяла по косяку двери, и просила у родителей скот (корову, либо теленка), затем повязывала платок (ранее – лоскут красной ткани) у порога и уходила из дома.

Даже после выезда из деревни в сопровождении подруг девушка продолжала демонстрировать свое нежелание покидать отчий дом, она пыталась сбросить с себя свадебный головной убор, стянуть верхнюю одежду, сползала на землю с коня, если ехала верхом, или выпрыгивала с телеги. Ее вновь одевали и возвращали на место. Так продолжалось, пока свадебный поезд не отъезжал довольно далеко, и деревни уже не было видно, тогда подруги возвращались обратно, а молодая продолжала путь уже спокойно. Кстати, в восточных районах Башкирии вплоть до начала XX в. невеста уезжала верхом на лошади, украшенной цветными лентами, серебряными накладками и резьбой на передних луках седла. Под седло клали цветной потник, сверху – красный чепрак с аппликациями и вышивкой.

Определенное место в обрядах сеңляу отводилось мулле, который совершал молитву и, как бы подводя итог, оповещал гостей о свершившемся бракосочетании и отъезде невесты.

Элементы описанной традиции, например, прощальное одаривание девушки или исполнение песен, осуждающих женихову родню, – фрагментарно сохраняются в различных башкирских селах до сих пор. Сенляу подразделяют на две группы: сенляу девушки, которую выдают замуж не по своей воле (доминируют трагедийные мотивы, отчаяние, обида), и девушки, выходящей замуж за любимого (лирико-драматические интонации, грусть). По месту исполнения сенляу делятся на полевые и домашние.

В полевых сенляу наиболее ясно сохранились мотивы культа природы, обращений к природе и божествам. Упоминания об этих элементах сохранились в образцах сенляу, записанных фольклористом А.Н. Киреевым, зафиксированным у зауральских башкир:

Ҡобағандан ҡаптырма,

Ҡотоҡайымдан ҡалдырма.

Хаҡ тәғәлә беҙгә шулай ҡушҡан,

Ырыҫ түлләүемдән яҙҙырма.

От кусачего ограждай,

Без благополучия не оставляй.

Создателем так велено,

Плодородия не лишай.

В сенляу выражена просьба невесты: «Плодородия не лишай», что обнаруживает идею о плодоносящей и животворящей силе земли, обеспечивающей материнское плодородие. Основное содержание полевых сенляу – оплакивание родной стороны, оставляемой  навсегда, а также девичьей печальной жизни. Девичий головной убор такия символизировал девичество и вольную жизнь, после замужества менялся на кашмау,  в причитаниях также встречается оплакивание такии как оплакивание девичьей жизни:

Таҡыяларын талға элеп,

Талпынып-талпынып илай

ҡыҙ бала.

Китер генә юлын ҡарай-ҡарай,

Ҡайырып-ҡайырып илай ҡыҙ бала.

Повесив такию на дерево,

Плачет-изливается девушка.

Глядя на дорогу впереди,

Плачет-изгибается девушка.

Напевы сенляу отличает выраженная имитация плача, глубоко трогательные интонации, передающие внутреннее потрясение, содрогание души простыми мелодическими решениями. Резкие квартовые переходы музыкальных фраз, растяжка последних звуков, повторы отдельных тактов проявляют архаичные вариации мелодий, сенляу в ареальном противопоставлении обнаруживают общие устойчивые интонации, музыкальную фактуру и идею. Мелодии сенляу довольно ярко проявляют как звуки древних закличек, ритуальных возгласов, обращений, так и установившиеся традиции народного вокального искусства. Мелодии сенляу в своих многообразных вариациях еще устойчиво сохраняются в памяти женщин старшего поколения. 

По характеру функциональной направленности, поэтического содержания, специфике эмоциональной окраски и манере исполнения сенляу классифицируются в три группы: раздумья, обращения, обругивания.

Основные эпизоды обряда прощания невесты, как уже говорилось, таковы: обращение к конкретному лицу с сенляу; повязывание на матицу пряди или лоскутка (суҡ бәйләү), одаривание, рукопожатие-прощание (бүләк биреү, бәхилләшеү, хушлашыу). Каждое обрядовое действие сопровождалось сенляу, комментирующим его смысл. В начале обращения невесты обязательно упоминалось конкретное лицо, к которому она подходила: «Төймәләй башымды асыраманың, атаҡайым» («Не согласился мою головушку приютить, отец мой»), «Асы икмәгеңде ашатманың да, инәкәйем» («Не дала мне поесть твоего хлебушка, матушка»).

Повязывание нити сопровождалось приговорами или причитаниями:

Илай ғына һыҡтай еп бәйләйем

Сереп тә төшмәй, сисмәгеҙ

Плача, сетуя завязываю нить,

Не развязывайте, пока не сгниет

Характерным образцом сенляу, отражающим третий эпизод обряда, является такой: «Инәкәйем биргән таш тустаҡты биҙәктәре бөтмәй ташламам» («Каменную чашу, что подарила матушка, не брошу, пока не сотрутся узоры»). Последний обрядовый момент прощания-рукопожатия завершался такими словами сенляу:

Инде лә миңә ат егелгән,

Бәхиллек менән ҡулың бир.

Уже для меня лошадь запряжена,

Дай на прощание руку.

Невеста троекратно прикладывала голову на плечо человека, с которым прощалась, пожимала ему руку на прощание. Церемония называлась күрешеү (рукопожатие, в значении прощального рукопожатия). Эпизод усаживания невесты на телегу был особенно трогательным, последними прощальными словами девушка обращалась к отцу или матери. Таковы характерные обрядовые эпизоды, получившие отражение в сенляу-обращениях.

Сенляу имеют четко обозначенную структуру; зачин, исповедь, окончание. В зачине невеста сообщает о цели своего прихода: пришла попрощаться, получить благословение. В исповеди она повествует  о своих переживаниях, просит ей помочь, выражает свою обиду, тоску и печаль расставания с тем, к кому пришла. Заканчивается прощанием навсегда: «уже не вернусь, прощай».

Специфичные особенности поэтического содержания, установка на обобщенность, лирическое осмысление событий, как характеризующие черты полевых сенляу, позволяют выделить их в группу сенляу-раздумий.

Етегән тигән ете йондоҙ,

Өлкәрҙәрен ташлап китә алмай.

Ҡыҙ балаҡай ниңә илай тиһәң,

Йорт-илкәйен ташлап китә алмай.

Большая Медведица – семь звезд,

Плеяду свою не может оставить,

Дева юная потому и плачет,

Родную землю не может оставить.

В сенляу-раздумьях отличительной чертой является называние конкретных мест, с которыми прощается невеста. Оплакиваются реки, леса, аулы и т.д. природное окружение, раскованное откровение дущңши определили своеобразную систему ценностей.

Бөтәрә лә буйы һары ҡамыш,

Һауаларҙан килә бер тауыш.

Ул тауышҡайҙары тыңлай-тыңлай,

Һарғайырмын инде, мин байғош.

Желтые камыши вдоль реки Битяра,

Голос с неба слышу грустный.

Слушая голос этот тоскливый,

Сохнуть мне, горемычной.

В башкирском песенном репертуаре есть песни, по тональности и кругу образов очень близкие к сенляу, исполняемым в поле. Например, «Таштугай», «Зульхиза» - песни о горестной женской доле, некоторые куплеты которых своим содержанием и характером плачевой интонации очень близки к сенляу. В песне «Аҡ ҡарсыға» («Белый ястреб») женщина сетует на то, что в пятнадцатилетнем возрасте пришлось ей расстаться с родительским домом:

Аҡ таҫтамал алып, ҡулыма тотоп,

Йүгереп төштөм Яйыҡ буйына.

Ун биш кенә йәшлек ҡыҙ бала инем,

Атам бирҙе яттар ҡулына.

С белым полотенцем на руках,

К речке Яик спустилась я.

Пятнадцатилетней девочкой

Отец в чужие руки отдал меня.

Сетование на раннее, насильственное замужество, называение конкретного возраста – традиционные мотивы сенляу.

Отличие их заключается в специфике эмоциональной нагрузки. В сенляу, обращенных к матери, чаще всего доминирует тон сочувствия, жалости, отцу – обида, упреки, мотивы отчаяния и безысходности, к енгэ – неприязненное, настороженное отношение к женщине чужого рода.

Основная направленность сенляу-обругиваний – сатирическая. В них высмеиваются «чужие», прибывшие вместе с женихом. Хуление всех, кто на свадьбе представлял сторону жениха, основывалось на поверьях, согласно которым считалось, что сквернословие предохраняет от дурного сглаза и колдовских козней. Средства и приемы охаивания «чужих» и в сенляу-обругиваниях, как и в такмаках, хамаках такого характера, традиционны. Мотивы неприязны, доходящей до проклятий, иронии с установкой на вульгарное издевательство выражены резко. Жених нередко рисовался в сенляу карикатурно:

Кейәү ҙә кейәү тинегеҙ,

Кейәүгенәгеҙ шулмы ни?

Аяғы салғы һабындай,

Ауыҙы ҡаҙан ҡабындай

Жених да жених говорили,

Уж не этот ли ваш зятек?

Ноги как косовища

Рот как большой котел

Принципы и средства обругивания традиционны. Выделяется резкость интонаций, выраженная антагонистическая позиция. Сенляу-обругиваниями невеста как бы мстила роду жениха за сватовство, противное ее воле.

Сенляу-обругивания обычно исполнялись под занавесью (шаршау) или большим платком, на которые обругиваемые должны были бросать монеты. Эти действия сопровождались репликами одобрительными возгласами матери жениха: «Әйҙә  әйт, килен, ҡатырағын әйт, нығыраҡ әйт!» («Говори, сноха, говори, еще похлеще скажи!»). Бросая монеты, они, тем самым, выкупали восхваление: только после вознаграждения «чужих» могли величать. Обругивание и высмеивание не всегда имели реальную основу. Этого требовали традиция и обычаи. Причитания-обругивания не столько развенчивают свиту жениха, сколько совершают фольклорный суд над жадностью, черствостью, бессердечностью и жестокостью.

Основная структура сенляу – четырехстрочная строфа. Каждый куплет заканчивается с характерным подвывом, передающим плач, стог, унылый и тоскливый зов: Эү-ү-ү-ү-ү-ү..... Һай-й-й-й.

Выделяются две композиционные формы причитаний: монологические и диалогические. Монологические причитания строятся по принципу описания переживаний и чувств невесты, это исповедь души невесты. Она не требует встречного ответа.

Специфична форма әйтеш-сенляу, т.е. диалогических причитаний. Недовольство, споры и риторические вопросы невеста выражает отцу в связи с нежеланным женихом или восхваляет своего жениха, идеализирует его. Отец же успокаивает свою дочь, призывает к благоразумию и достойному поведению:

Яҡшы ҡатын шул булыр,

Яҡшы ҡатын йыйынмаҡ.

Яман ҡатын шул булыр,

Яман ҡатын түркенсәк.

Хороша жена та,

Что опрятна и скромна.

Плохая жена та, что

Норовит домой всегда.